Иден - Страница 32

— Почему ты дома? — обвиняя, спрашиваю я, хотя на самом деле не собираюсь его ни в чем обвинять.

— Не знаю, почему я вернулся, — отвечает он, подходя ко мне и опускаясь на колени. — Я не знал, что ты так хорошо можешь играть на гитаре.

Я пожимаю плечами, и испытываю очередную порцию боли.

— Теперь знаешь.

Он скользит пальцем по моей щеке, стирая дорожку, оставленную слезой.

— Кого ты оплакиваешь, малышка?

Я замираю.

— Никого. Я плачу ни из-за кого.

— Ты обладаешь талантом, Лили Харт? — спрашивает он мягко, но его глаза ищущие и смотрят обеспокоено. Кто знает, сколько еще он будет так терпелив со мной?

* * *

Три дня спустя, я сижу на унитазе и наблюдаю, как он погружается в пену в ванне, когда его голова показывается на поверхности, у него на волосах остается шапка из пены. Он протирает глаза, чтобы стряхнуть пену. Это так мило, что мое сердце начинает биться быстрее. Он открывает глаза, я заново восхищаюсь, насколько они прекрасны. Я стараюсь не пялиться на его выпирающие мышцы плеч.

— Моя мама хочет с тобой познакомиться.

Мои глаза расширяются от удивления.

— Она тебе понравится.

— Это немного рано.

Тень проходит по его лицу.

— Ничего это не рано, Лили. У нас очень дружная семья.

— Я не готова, Джек. Посмотри на меня. Я не могу показаться перед твоей матерью в таком виде.

— Ладно, я познакомлю тебя с ней, когда синяки не будут такими явными.

Я облегченно вздыхаю.

— Спасибо, Джек.

Глава 17

Мара Иден

Мой первенец приходит ко мне в гости, и в то мгновение, как только он входит через порог я уже знаю: у него появилась новая женщина. Во всем его облике я вижу это — как блестят его глаза, как проступает слабый румянец на скулах. И я в восторге от счастья. Мне сорок девять, и я хочу увидеть своего первого внука.

Я никогда никому не говорила, но мой Джейк — это моя личная скорбь. Как только ему исполнилось пятнадцать, он не видел ничего, кроме ответственности и жестокости. В пятнадцать лет, ему пришлось опуститься в самый низ и увидеть, как его отца картежника разрезали от уха до уха, мужчина, у которого его отец занял деньги, предложив сделать Джеку выбор: работать на него и выплатить долги своего отца или же все члены его семьи умрут также.

Когда он вернулся домой в тот день, Джейк, которого я знала все эти пятнадцать лет, умер. У него не было слез, он не горевал, просто приступил к работе немедленно, беспощадно. Он работал целыми ночами, спал по три часа и опять возвращался к работе. Ему потребовалось два года, чтобы расплатиться с долгами отца. Я знаю, что он должно быть совершил много плохих вещей, но он делал это ради нас — ради меня, Доминика, Шейна и ради нашей самой маленькой, Лайлы.

Он заработал кучу денег, купил мне этот красивый дом, автомобиль, оплачивает мой отпуск, и дает мне ежемесячное пособие, я, похоже, никогда не смогу потратить все, что он мне дает. Он сам живет в особняке с бассейном, носит модную красивую одежду, владеет дорогими машинами и имеет слишком много любовниц, но до вчерашнего дня я никогда не видела его таким счастливым.

— Она одна из нас? — спрашиваю я.

— Нет. Но она красивая, правда, — отвечает он. В его голосе звучит такая гордость, что я поражаюсь ей.

— Приведи ее ко мне, — говорю я.

После того, как я ставлю на заднее сиденье корзинку, наполненную домашним джемом с контейнером его любимых пирожных Мадлен, закрываю за ним дверь машины, на прощание взмахнув рукой, бегу к алтарю. Я несусь поблагодарить Черную Мадонну, которая является покровителем нашей семьи. На протяжении многих поколений мы почитаем ее, и она отвечает нам тем же, посылая видения моей бабушке, моей маме и даже мне. Она сообщила мне, когда убьют моего мужа: я стояла перед ней в молитве, и у меня было видение. Я увидела, как он поднял руку и извинился передо мной.

— Прости, Мара, но я должен уйти.

На следующий день он был мертв.

С улыбкой я зажигаю красную свечу и встаю перед статуей Мадонны. Но как только я начинаю молиться, у меня внизу живота появляется такое ужасное чувство, что даже подкашиваются колени, и я падаю на пол. Я фактически распласталась на полу и ко мне приходит видение — пуля летит прямо в моего Джека. И я вижу кровь, которая быстро просачивается через его одежду. Я лежу на полу, ошеломленная, кусая кулак, чтобы удержаться от нечеловеческого крика.

С того дня как Джек был выхвачен из своей невинной жизни, я не знала покоя. Даже во сне. Жуткий страх за его жизнь лежит свернувшийся, как змея, внизу глубоко у меня в животе, готовый в любой момент поднять свою голову. И такой день настал, и змея смотрит на меня своим страшным взглядом.

С криком я бегу к телефону и звоню Квини, подруге моей бабушки. Женщина с большим даром, с ней разговаривают духи через карты. Я набираю ее номер и плачу.

— Ну, приходи сейчас, — говорит она.

Она живет в трейлере на поле. Я сажусь в машину и еду двадцать миль, чтобы добраться до нее. Паркую машину на краю поля и быстро иду к ее якобы дому. Она, одетая в халат, открывает дверь и приглашает войти. У нее круглое лицо с выщипанными бровями, подведенными коричневой подводкой, большие черные зрачки, выделяющиеся на белом яблоке, и это придает ее лицу вид святой. У нее небольшой рот, губы потрескавшиеся. На Брайтон Пирсе она известна как мадам Кью, шарлатанка и сумасшедшая.

Я поднимаюсь по ступенькам и вхожу в ее обитель. Здесь безупречно чисто, солнце просвечивает сквозь тюль, и помещение наполняется таинственными тенями. Она напоминает мне мою бабушку — те же занавески, те же кристаллы, маленькие фарфоровые статуэтки и цветы в горшках на подоконнике.